— Он еще совсем дитя!..
Хельги поморщился — он давно привык считать себя очень взрослым.
— Он сильнее нас двоих, вместе взятых.
— Но не теперь! Посмотри, он на грани! Мы должны ему помочь!
— Он убийца, — внушал мужской голос. — Как только мы откроемся ему, он…
Но тут Хельги сообразил, на что он намекает! И не мог молчать!
— Я НЕ ЕМ ЧУЖИЕ СУЩНОСТИ!!! — завопил он, протестуя. — Я ем нормальную пищу, как все смертные! — Это прозвучало очень искренне.
Женщина погладила его по голове, спросила ласково:
— Ты голоден? Ты хочешь есть?
Хельги прислушался к своим чувствам и вдруг очень ясно осознал, чего именно ему не хватает для счастья.
— Да! — выпалил он от души. — Хочу! Я хочу оладий с брусничным джемом!
Оладий ему не дали. Скорее всего, те двое и не представляли, что это такое. Они принесли другое, тоже очень вкусное, но что именно — Хельги не представлял. Хотя съел с удовольствием — и в самом деле был очень голоден. Он не знал, что этот голод нормальной едой не утолить.
А те двое — знали.
Они склонились над ним совсем низко, и он смог увидеть их лица, светлые и божественно-прекрасные. Демоны — понял он. И порадовался. Ведь сначала-то он решил, что спятил.
Женщина заговорила вновь.
— Мы поможем тебе, — сказала она.
И Хельги почувствовал, как пальцы ее расстегивают рубашку у него на груди — куртки он лишился еще в логове колдуна.
— Только обещай, что будешь брать, но не отнимать.
И он обещал, хотя не понимал, о чем речь.
Тогда она крепко прижала обе ладони к его телу, и яркий свет полился с кончиков ее пальцев…
Должно быть, со стороны эта процедура выглядела очень романтично. Но по ощущениям!..
Однажды он изучал на кафедре электричество и неосторожно задел проволоку, идущую от источника силы. Тряхнуло — не дай боги никому!
Вот и теперь трясло, и он скрипел зубами от боли, и другие, мужские руки едва удерживали его за плечи. Сила, чистая, мощная, вливалась в него обжигающей струей. Наверное, женщина боялась, что он, убийца, захочет получить больше, чем она в состоянии дать, и начнет вытягивать силу сам. Как бы не так! Он скорее согласился бы пойти к кузнецу и выдернуть все зубы клещами, чем продлить эту пытку хотя бы на минуту!
Но недаром подметила премудрая сильфида — самые неприятные вещи часто оказываются особенно полезными. Боль прошла — сила осталась. Он больше не был безвольным телом, плавающим в тумане, он стал самим собой.
Одно огорчало, поблагодарить своих спасителей он не успел. Они исчезли, растворились в белой мгле. Мужчина — мгновенно, а женщина поцеловала его на прощание в лоб и обозвала «мое прелестное дитя». Нельзя сказать, что подменный сын ярла счел это за комплимент, но стойко стерпел. Что-то ему подсказывало — имей он классический облик демона-убийцы, история эта закончилась бы гораздо более печально.
Сказать, что Меридит плакала, — ничего не сказать. Она ревела, безутешно и безостановочно, уже четыре часа подряд! И это был далеко не предел ее возможностей — дисы очень выносливые существа. За это время Ильза и Энка успели по нескольку раз присоединиться к ней — и выдохнуться, а она продолжала самозабвенно предаваться скорби. Ее любимый брат по оружию пропадал почти сутки! И ни разу не дал о себе знать! Такого с ним еще не случалось!
Она ждала час, другой, третий… Она ждала до заката. А потом решила, что станет реветь, и плевать ей на приличия и условности!
Ее не утешали, знали: если уж что решила — не остановишь. И только Эфиселия неосторожно рискнула выразить неудовольствие.
— Воину подобает скрывать свои эмоции, а не лить слезы у всех на виду, — заявила она. — Сколько можно выть? У меня уже уши заболели!
В общем, ничего особенного она не сказала, и, будь на ее месте, скажем, Орвуд, Меридит и не подумала бы обижаться… Но какое право имеет эта южная выскочка ей, дисе, указывать?!
Слезы моментально высохли на ее щеках, и даже нос, изрядно распухший от многочасовых страданий, вроде бы уменьшился. («Будто кран перекрыли», — говаривал об этом ее свойстве любящий брат по оружию.)
— Вот я доберусь до твоего Бандароха, перережу ему глотку и посмотрю, как ты станешь скрывать эмоции! — громко, раздельно и ясно произнесла девица. Никто бы не подумал, что секунду назад она захлебывалась плачем.
— Не смей так говорить, несчастная! — Красивое лицо амазонки застыло мраморной маской. — Не то… — Пальцы ее судорожно сжали рукоять меча.
Диса вскочила на ноги:
— Не я первая начала!
— Эй, эй, девочки! Вы чего?! — попробовал было разнять их Рагнар. Куда там! Сам чуть на меч не налетел!
Тогда Энка посоветовала ему плюнуть:
— Пусть дерутся, глядишь, легче станет! Идет честный поединок! — И предложила делать ставки…
Ее инициатива отклика не нашла, слишком очевидным был результат. Первые четверть часа сражение шло на равных, потом амазонка стала заметно сдавать. Меридит, напротив, только входила во вкус, и намерения у нее были самые серьезные. Ей почти физически хотелось выместить на ком-нибудь свое горе. Бить, бить, чтобы не ей было больно, а кому-нибудь другому! Дело непременно дошло бы до смертоубийства.
Спасибо, Хельги вовремя объявился! В последнюю секунду перехватил руку сестры по оружию, уже занесенную для рокового удара, спросил по-братски нежно:
— Ты что, взбесилась?!
Меридит тут же утратила всякий интерес к недобитой противнице, повисла у него на шее:
— Хельги!!! Радость моя! Счастье мое! Наконец-то! Где тебя, демон побери, носило?! И вообще, на кого ты похож?!!
— На голодного и бледного упыря, только что вылезшего из могилы, — услужливо подсказал гном.
— Насчет могилы это ты недалек от истины! — вымолвил демон с чувством. — Что со мной было! Ужас! Щас расскажу!
Но как он ни старался, а придать своему повествованию должный трагизм так и не смог. В пересказе жуткие события почему-то казались забавными.
— Нет у тебя ораторского дара, — укорила сильфида-Правильно тебя мэтр Арчибальд ругал!
— Он меня не за дар ругал, а за философский стих с верблюдом, — тихо напомнил Хельги.
Но сильфиду не переспоришь:
— Но и не хвалил ведь, правда?
Вот так, за интересными разговорами, и скоротали они вечер.
А ночью творилось страшное!
Молнии прорезали черноту зимнего неба непрерывно одна за другой. Несчастный город содрогался от громовых раскатов. Земная твердь тряслась, будто не в степи дело было, а где-нибудь на островах Аддо. Порывы ветра сметали кровлю с крыш. По пустынным улицам летело все то, что хозяева не убрали вовремя или не выдержало удара стихии, — пустые ведра и тазы, ручные тележки, обувь и вывешенное для просушки тряпье, содержимое мусорных куч, обломки досок и куски облицовки, и еще много, много разной дряни. Скорость была столь велика, что, попадись кто на пути, непременно убило бы!